Слово и дело

9 апреля 2025 года силовики в Чечне привезли на площадь города Ачхой‑Мартан тело подростка, убитого в ходе нападения на пост ДПС, и оставили его там лежать на всеобщее обозрение возле здания администрации района. Шестеро членов семьи мальчика были задержаны и вывезены из местного РОВД в неизвестном направлении.

Исчезновение людей в Чечне стало повседневностью даже спустя 16 лет после официального окончания Второй чеченской войны, а вместо слова «зачистка» в 2002 году в обиход постепенно вошло понятие «специальная операция». «Новая вкладка» публикует текст из закрывшегося «Еженедельного журнала» о том, как правозащитники пытались привлечь внимание российских властей к регулярному нарушению прав человека в Чечне, но людей в республике продолжали похищать, избивать и убивать.

Ещё в январе во время встречи активистов правозащитных организаций с командованием Объединённой группировки в Чечне (после знаменитого осеннего Гражданского форума такие встречи проводятся регулярно) представители центра «Мемориал» в очередной раз заявили, что один из главных пороков проведения всевозможных спецопераций — анонимность: номера на бронемашинах должны читаться, ответственные за проведение «зачисток» должны представляться и проч. Командующий группировкой Владимир Молтенской согласился с правозащитниками и посулил вскорости издать соответствующее распоряжение.

Время шло, представители «Мемориала» в Чечне теребили военных: когда, мол, будет приказ. Те отмахивались, а то и вовсе отвечали, что ничего такого не нужно: номера и так полагаются, представляться милиция и так обязана, а не милиция, дескать, не имеет права заходить в дома… Тем временем неизвестные в военной форме на машинах с замазанными номерами день за днём уводили чеченцев из их домов — неважно, называлось ли это «зачисткой» или спецоперацией, — и следы этих несчастных терялись, и ни в ФСБ, ни в прокуратуре, ни в одном из многочисленных штабов не могли ответить, куда девался Багаутдин такой-то или Ширвани такой-то.

Наконец в марте, во время встречи на сей раз уже с помощником президента РФ Сергеем Ястржембским, мемориальцы снова заговорили о том, что такого рода спецоперации ничем не отличаются от похищений людей. И неожиданно получили полную поддержку Ястржембского, который обещал быстро организовать приказ на эту тему. Как говаривала героиня знаменитой рекламы АО «МММ»: «Надо же — не обманули!». Вскорости, 27 марта, на свет появился приказ за подписью Молтенского — приказ № 80 — мечта правозащитника.

Замечательно уже название: «О мерах по повышению активности местных органов власти, населения, правоохранительных органов РФ в борьбе с нарушениями законности и ответственности должностных лиц за нарушения законности и правопорядка при проведении специальных операций и адресных мероприятий в населённых пунктах Чеченской Республики». Итак, цель — активизировать участие чеченцев («населения») в борьбе за соблюдение законности при «зачистках», а виновные в таких нарушениях не должны уйти от наказания. В преамбуле констатируется:

«…продолжают иметь место факты противоправных действий военнослужащих федеральных сил по отношению к гражданскому населению…» И далее: «Случаи противоправных действий оказывают чрезвычайно негативное воздействие на процесс стабилизации обстановки в республике, сводят на нет усилия командования по обеспечению безопасности, правопорядка и благоприятных условий для возрождения социально-экономической жизни. Более того, они ведут к разжиганию антироссийских настроений и дают лидерам незаконных вооружённых формирований дополнительные возможности для пополнения рядов…».

Из абсолютно разумной и точной констатации делаются полезные и грамотные выводы. Приказ предписывает в обязательном порядке «привлекать к проведению спецопераций и адресных мероприятий», среди прочего, глав местных администраций, священников, старейшин и начальников поселковых отделений милиции. По завершении операции составляется акт с указанием всех задержанных и всего изъятого, будь то оружие, деньги или имущество. Акт должны заверить глава местной администрации, местный прокурор и прочие. И, кроме того, приказ предписывает представляться и иметь хорошо различимые номера, а также «проявлять такт, выдержку и вежливость и не поддаваться на возможные попытки спровоцировать военнослужащих на грубость и использование силы». И ещё «по каждому факту мародёрства проводить тщательное расследование». Текст приказа явно писал кто-то прекрасно ориентирующийся в ситуации и понимающий, как эту ситуацию следует исправлять.

В Информационном управлении президента РФ уже 30 апреля с торжеством объявили: «Приказ № 80 выбивает последние козыри из рук боевиков, которым всё труднее пополнять свои ряды за счёт местных жителей». Ровно в этот день закончилась очередная «зачистка» в селе Алхан-Кала.

В Информационном управлении говорили почти правду: позиции боевиков в самом деле могли бы пошатнуться. Если бы приказ № 80 исполнялся.

Не того побили

«Мемориал» расследовал обстоятельства двух «зачисток», проводившихся в апреле в селе Алхан-Кала. Оговоримся: слово «зачистка» в последние полгода исключено из обихода — они теперь именуются «специальные операции». А «адресные мероприятия» — это когда село не досматривают сплошняком, а забирают из дома конкретного человека или нескольких людей. Практика показывает, что зачастую они исчезают бесследно или со временем обнаруживают их трупы.

Первая «зачистка» началась 11 апреля и в этот день шла так, словно никакого приказа № 80 в природе не существует: номера замазаны, представляться никто и не думал. Главу администрации Малику Умажеву никто не счёл необходимым «привлечь к проведению», не говоря уже о «священниках и старейшинах». В первый день, как водится при «зачистках», похватали мужчин, отвезли в лесополосу на окраине — там организовали обычный при таких мероприятиях «временный фильтропункт». Били, пытали током, спрашивали, кто в селе боевик и кто сотрудничает с боевиками. Малика Умажева пыталась остановить вояк, просила вмешаться прокурора. Но прокурор, по её словам, отвечал, что военные ему не подчиняются и с ним не считаются.

В одном доме, слова не говоря, принялись избивать молодого человека, едва переступив порог. А потом, посмотрев у него, уже сильно побитого, документы, посетовали: мол, ошибочка вышла. Им нужен был персонаж с отчеством Адамович, а под руку подвернулся Чинаевич. В другом доме затолкали в комнату мать и детей (впопыхах толкнули девочку 12 лет, сидевшую в инвалидном кресле, — у той начался судорожный припадок) и заперли на ключ, а сами стали вытаскивать из дому вещи: дублёнку, куртку, туфли, электрический чайник и проч. Потом Умажева вместе с матерью семейства пытались эти вещи вернуть и напоролись на отказ. Старший в той группе военнослужащих, что хозяйничали в доме, как рассказывала Малика, ответил: «А что вы думали? Мы пришли сюда, чтобы брать всё, что нам нужно!» Плевали они на все приказы!

На следующий день мужчин, которых били и пытали в лесополосе, выпустили. И только после этого генерал, командующий «зачисткой», пригласил к себе на командный пункт Малику Умажеву и предложил подписать акт, что «зачистка» проходила без нарушений. Малика рассказывала потом, что её заверили, будто «зачистка» уже закончена. Конечно, «зачистка» проходила совсем не по приказу № 80, но Малика побоялась худшего: всё же «день миновался без казни» — никого не убили, а что избили и пограбили — так это уж не привыкать. Подписала.

На следующий день военные стали врываться к тем, кого накануне держали в лесополосе и отпустили: расстреляли в упор одного, второго… Остальных жители Алхан-Калы попрятали. Но их ещё два дня искали, заходили в дома. Таким вот извращённым образом сработал приказ. Вместо того чтобы составить список задержанных, заверить у главы администрации, потом передать в прокуратуру, людей сначала выпустили, взяли подписку, а потом начали истреблять. Поскольку, вопреки приказу, никто не представлялся, понять, те ли это военнослужащие, что пытали в лесополосе, или кто-то другой истребляет людей по их наводке, невозможно. Малика говорила, что, когда она пыталась ссылаться на приказ № 80, её поднимали на смех и оскорбляли.

Не тех убили

Вторая «зачистка» проходила в конце апреля. Утром 25-го, когда село было уже окружено российской бронетехникой, некие военнослужащие (люди в камуфляже на бэтээрах) захватили и увезли в неизвестном направлении четверых: двух братьев Магомадовых — родственников знаменитых боевиков Магомадовых, пятидесятидвухлетнего Ширвани Китаева, отца одиннадцати детей, и Саид-Адама Сосланбекова.

После в развалинах сельского элеватора (его военные взорвали в самом конце «зачистки») найдут ошмётки тел. Скорее всего это останки тех четверых — во всяком случае Сосланбекова и Китаева опознали родные. 27 апреля военные обнаружили в селе боевиков, двое из которых — те самые Магомадовы, Ширвани и Алдан, за которыми давно охотились и ради которых, видимо, захватили их родных 25 апреля. Боевики отстреливались — и все погибли в бою. Скорее всего, информацию об их местонахождении военные получили от увезённых родственников. Которых потом благополучно «списали» — взорвали в элеваторе.

Урок всем родственникам всех боевиков: нечего отсиживаться дома и ждать, пока вас под пытками заставят дать показания, а потом убьют, надо брать автомат и присоединяться к воюющим. Но ведь и в приказе № 80 сказано: «Случаи противоправных действий дают лидерам незаконных вооружённых формирований дополнительные возможности для пополнения рядов». Пожилой Китаев попал в поле зрения федералов, очевидно, потому, что в своё время обмывал тело убитого боевика Бараева. Китаев обмывал всех здешних мёртвых — в каждом селе эту работу выполняет обычно один и тот же человек. Никаких ценных сведений он никому сообщить не мог и погиб совсем зря. Командовавший спецоперацией (её, как и первую «зачистку», проводил генерал Игорь Броницкий) пытался уверить Малику Умажеву, что не имеет никакого отношения к четверым пропавшим ранним утром 25 апреля. Однако всем понятно: никакие инопланетяне проскочить в оцепленное село на бронетехнике не могли.

Потом опять всё пошло, как 11 апреля: замазанные номера, люди в масках, не считающие нужным назвать себя. Жители жаловались мемориальцам, что на сей раз почему-то солдаты были особенно грубы с женщинами: норовили раздеть при обыске, говорили гадости, было даже несколько попыток изнасилования. Опять задерживали, били, пытали током. Одна женщина рассказала, как военные посмотрели её с мужем паспорта, где были вписаны взрослые сыновья, и принялись избивать мужа, требуя, чтобы тот сообщил их адреса (сыновья живут в России за пределами Чечни). Отец сказал, что адресов не знает, тогда его стали «забирать». Жена заплакала, запричитала, офицер, руководивший группой, предложил выкупить мужа за тысячу рублей. Таких денег (для Чечни очень даже солидных) дома не оказалось, пока женщина бегала собирала по соседям, мужа уже увезли на «фильтропункт». В итоге ей удалось-таки найти офицера, всучить ему денежки и освободить мужа, к тому моменту уже избитого и пытанного током.

С «фильтропункта» не отпустили троих: двух братьев Азуевых, Руслана и Шамильхана, и их родственника Ибрагима Азиева. (На самом деле тот тоже Азуев, но при выдаче паспорта паспортистка ошиблась.) Их изувеченные трупы выкинули через четыре дня около мечети, а в сообщениях пресс-служб разных силовых ведомств все трое фигурируют как убитые в ходе боестолкновений. Жители села в разговорах с сотрудниками «Мемориала» Ибрагима Азиева презрительно называли «Ибрашкой», рассказывали, что был он наркоманом и в масхадовские времена якшался с ваххабитами, хотя сам в их общину и не входил. Зато оба брата Азуевы пользовались в селе огромным уважением — Руслан вообще работал в департаменте образования при правительстве Чеченской Республики. У него и машина казённая была — её федералы сожгли и раздавили бэтээром.

Вообще мемориальцы уверяют: если походить по селу и пообщаться с людьми хотя бы день, можно вполне достоверно выяснить, кто связан в боевиками, кто нет. «Ширвани Магомадов боевик, — говорили люди. — А Азуевых-то за что?» При нормально поставленной оперработе не было бы никакой нужды хватать кого ни попадя, пытать и убивать невинных.

Масхадовцы и ваххабиты

Поскольку после первой «зачистки» Малика Умажева возмущалась и всем рассказывала, что военные её обманули, во время второй — пытались на неё надавить. «Зачистка» шла пять дней, и за это время в доме главы администрации девять (!) раз проводили обыски. При этом только один раз честь по чести, с ордером, понятыми и протоколом, а ещё восемь раз просто врывались военные, перетряхивали всё в доме и требовали безропотно подписать, что не имеет претензий по спецоперации: «Иначе взлетишь на воздух».

В акте, который Малике по окончании операции принесли на подпись, Азуевы и Азиев значились бандитами, убитыми в бою, а про тех четверых, что исчезли 25-го, вообще не упоминалось. Малика потребовала написать всё как есть и акт не подписала. Да если бы и хотела, не могла бы подписать и остаться главой администрации: в какой-то момент по селу пронёсся слух, что Малика после второй «зачистки» что-то там подписывает — мгновенно к дому подвалила толпа возмущённого народа. Генералам, что привезли акт Малике на подпись, пришлось выходить к людям и успокаивать их — показывать акт без её подписи. Во время обысков у неё нашли пару золотых женских украшений и около двадцати тысяч рублей личных сбережений. Написали: «Ничего противозаконного не найдено».

30 апреля в Грозный приехал начальник Генштаба Анатолий Квашнин, который почему-то принялся рассказывать журналистам, что при проведении спецоперации в Алхан-Кале «задержан её глава», у которого будто бы при обыске «изъяли полведра с бриллиантами и золотом 600 тыс. долларов». Очевидно, что Квашнин, не ведающий даже, какого пола глава Алхан-Калы, не сам придумал эту нелепицу. Кто и зачем вложил её в уста начальника Генштаба? Алханкалинцы убеждены: это продолжают давить на Малику и стращать других глав администраций — не кочевряжьтесь.

Пока от того, что Умажева не заверила акт по спецоперации, никому ни жарко ни холодно: ни Броницкий, ни прокурор не понесли никакого наказания. Вымогали у неё подпись скорее всего на всякий случай. Где логика? Зачем издавать хороший приказ, не имеющий ровно никаких последствий? Кому, кроме офицера, захапавшего тысячу рублей и тех молодцев, что вынесли дублёнку и электромясорубку, понадобились эти две дикие «зачистки»?

Боевиков Магомадовых можно было бы достать куда меньшей кровью. Сам факт, что «зачистки» в одном и том же селе происходят без конца одна за другой, свидетельство того, насколько они неэффективны.

Один из правозащитников рассказывал автору этих строк, как приехал в предгорное село (тоже без конца «зачищавшееся») сразу после очередной спецоперации и тотчас попал под плотную опеку одной из «боевицких» структур. Парни с рацией сопровождали его повсеместно, пытались даже «помогать в работе»: показывали особо разграбленные дома, водили туда, где людей при «зачистках» избивали. А потом сделали ему выговор: как, мол, приехал в село, не предупредив их. «Хорошо, ты нам попался, а тут ведь есть и другие».

С «другими» мой знакомый тоже столкнулся. Вынырнул внезапно «Жигулёнок», высыпали оттуда совсем другие юноши, тоже с рациями, и принялись яростно ругаться по-чеченски с теми, кто его сопровождал. Кое-как удалось понять: те в претензии, что эти ездят с русским.

Словом, оказалось, что сопровождение моего знакомого — масхадовские боевики, которые в отвратительных отношениях с ваххабитскими отрядами. Масхадовцам, к примеру, правозащитники не враги. А ваххабиты ненавидят всякого русского: правозащитник, не правозащитник — всё едино. Масхадовцы стреляют в федералов и взрывают их, но никогда не делают этого в селе, потому что сами местные жители. А ваххабиты запросто пакостничают в селе, потому что пришлые и отморозки. И те и другие прекрасно себя чувствуют, повторим, буквально через два дня после «зачистки».

Алхан-калынские спецоперации — одна страничка в кровавой апрельской хронике. Практически дня не проходит, чтобы кого-то не убили, не ограбили. Исчезновения людей — чеченская повседневность. Российская политика в Чечне не просто противоречива, она как бы сама себя сводит на нет. Кто бы ни писал текст приказа № 80, он квалифицированный и грамотный человек.

Вместе с тем не видно никого, кроме правозащитников, кто бы пытался настаивать на исполнении приказа. Глава Чеченской Республики Ахмад Кадыров с возмущением говорил об этом на минувшей неделе: «Приказ… должным образом не выполняется. По-прежнему люди бесследно исчезают, а участники операции в нарушение приказа не представляются и не сообщают, куда увезены и в чём обвиняются задержанные лица». Кадыров решается выступать против действий Объединённой группировки, лишь когда молчать уже нельзя.

Вот и сейчас пикеты женщин, у которых во время спецопераций бесследно исчезли мужья, сыновья или братья, буквально подступают к Ханкале. Эскалация насилия в Чечне связана с появлением «зелёнки» — сезон оживления боевиков и как бы ответных действий федералов. Хотя каких ответных? Одни взрывают, а других «зачищают». Может, приказ писали не для исполнения? Но если бы это была пиар-акция, о нём бы твердили в Информационном управлении денно и нощно тотчас после его издания, а не обмолвились всего однажды.

Кто-то понимает, что «чеченизация» комендатур, вообще исполнительной власти и силовых структур будет полезна. В начале апреля в Аргуне назначен новый комендант — чеченец Авуд Юсупов, который принялся создавать народную дружину из местных и организовывать силами жителей ночное патрулирование. Он успел уже вступить в жёсткий конфликт с руководством Объединённой группировки, поскольку выразил протест после очередной зверской «зачистки» в городской средней школе. Но ведь кто-то в Объединённой группировке Юсупова поддерживает — иначе его бы не назначили. Да и сам диалог с правозащитниками — тоже ведь свидетельство желания как-то поправить ситуацию.

С одной стороны, к федеральным властям в Чечне постепенно — медленно, слишком медленно, но неуклонно — приходит понимание, чего делать нельзя и что делать нужно. С другой стороны, это понимание никак не воплощается в жизнь.

Скорее всего требовать политкорректности от озверевших, теряющих товарищей солдат — малоперспективно, а то и вовсе бесполезно. Но никто ведь всерьёз и не требует.